Вместо автобиографии!

Аэровокзал международного аэропорта Астана.

Шел двадцатый век. Двадцать первый казался каким-то недостижимым, загадочным и почти волшебным будущим. Многие в открытой печати стараются представить прошлый век чем-то прогнившим, как опавший и никому не нужный лист, своеобразным "отстоем", хотя обычно незаслуженно называют это время застоем. Не верьте! Прекрасное было время! Мы жили, мечтали, любили, страдали и ... были счастливы! Мы все вместе шли к одной цели и строили общество справедливости, равенства и достатка для всех! В обществе культивировались нравственность, доброта, сострадание и просто-напросто ... порядочность! Можно ли сейчас похвастаться тем же, не слукавив при этом? То то! Уважаемые посетители данной странички, предлагаю вашему вниманию несколько небольших зарисовок из того, "прогнившего" века.

                                                             1.  Дедовщина.

                                                             2.  Хотите попробовать?

                                                             3.  Посадка с лыжами на воду.

                                                             4.  Тряска двигателя.

                                                             5.  За что?

                                                             6.  Пятнадцать минут - как мгновение.

                                                             7.  Дождь, масло, дворники.

                                                             8.  Встречный.

                                                             9.  Ворот.

                                                             10. Авария вертолёта.

                                                             11. Катание.

                                                             12. Много пассажиров.

                                                             13. Перевозка цыплят.

                                                             14. Пятьдесят семь дней.

                                                             15. Запах воды.

                                                             16. Анальгин.

                                                             17. Полёт на спор.

                                                             18. Охота на волков с самолёта.

                                                             19. Сначала производство, а личное потом.

                                                             20. Большой козёл или полёт с большим начальником.

                                                             21. Отказ триммера.

                                                             22. Спасение, пришедшее с неба.

                                                             23. Вертолёт-невидимка.

                                                             24. Кисюшка с чифирем.

                                                             25. Угарный газ.

                                                             26. Невезение или судьба?

                                                             27. Украсть детство.

                                                             28. Дачная гостья.

Самолет Ан-2.

     Август уже далёкого 1972 года. Казарма Краснокутского лётного училища гражданской авиации. Два года изнурительной учёбы позади, через месяц выпускные государственные экзамены, а пока в течении месяца лагсборы. Настроение почти чемоданное. Скоро домой. Скоро настоящая жизнь. Поскорее бы забыть эти незабываемые казарменные стены.

Рис.1. Зарисовка из записной книжки тех лет - "дембельский календарь".

     Ну а пока в казарме оживление. Эскадрилья получила военную форму. Все переодеваются в военное обмундирование. Идёт бурная подготовка к лагсборам. Кому досталась новая форма, ещё пахнущая фабрикой, а кому уже и ношенная. Мне попалась новенькая, хотя слегка и не по размеру. Мелковат немного для неё. Надел я её, затянул ремень потуже, чтобы два пальца не просунуть, ибо так проверяется выправка солдата, нахлобучил на бекрень пилотку и, естественно, направился посмотреть в зеркало - ну вылитый бравый солдат. Одно галифе чего стоит, вот только усов для солидности не хватает. Ребята похвалили: "А тебе идёт!".

Фото 1. Наше классное отделение. Я в центре, во втором ряду сверху.

     Довольный, я гоголем прошелся по казарме направляясь в свой угол, но не успел дотронуться до спинки своей кровати, как почувствовал на плече чью-то грубо положенную руку. Обернулся. Это был "хачик" - так звали курсанта, ранее отслужившего в армии, вернее - это была его кличка. Таких, бывших военнослужащих, ещё "дедами" называют. Выражение лица у него было странное, какое-то пещерное. "Снимай" - процедил он тихо сквозь зубы, чтобы меньше кто слышал. "Что снимать" - не понял я. - Форму снимай, салага! Я медленным взглядом провёл по его тощей фигуре, начиная с носков сапог и заканчивая звериными глазами. Он был чуть выше меня и несколько крупнее, но, несмотря на это, я медленно поднял правую руку и показал ему фигу. И тут же получил удар в челюсть. Голова рывком ушла вправо и это спасло меня от следующего удара - он пришелся в воздух. Использовав промах я нанёс правой ответный удар в солнечное сплетение. "Хачик" согнулся, присел и приплясывая пошел по кругу. Я молча наблюдал этот танец. Очухавшись, он издал звериный, почти боевой клич, схватил подвернувшийся под руку табурет и стремглав понёсся ко мне. Я рывком опрокинул стоявшую рядом тумбочку, преграждая ему дорогу. Раздался грохот, полетели вещи. "Всем стоять!" - вдруг загремело по всей казарме, перекрывая шум драки. "Хачик" застыл как вкопанный. Казалось табурет повис в воздухе. Стало тихо. Я огляделся. Вокруг стояли курсанты, молча наблюдая сцену. После команды "всем стоять", они разом посмотрели на меня. Приглядевшись внимательно я понял, что все смотрят не на меня, а мимо на кого-то сзади. Я оглянулся. На нижнем ярусе кровати полулежал, готовый к прыжку "дед" - Ломакин. Его крупное, голое до пояса тело напоминало гориллу, готовящуюся к нападению и было даже по своему красиво. "Всем стоять! - повторил он, затем добавил - ко мне!". Я молча посмотрел на "Хачика". Тот поставил табурет на пол и медленно двинулся к Ломакину. "Не ты!" - остановил его Ломакин и поманил пальцем меня. Делать было нечего. С этим не справишься. Я закусил губу и, с затаённой надеждой отомстить позже, с опаской подошел к кровати. "Снимай!" - тихо приказал он. Я покорно снял ремень, гимнастёрку и протянул всё это ему. Окружавшие молча наблюдали. Вид у меня, наверное, был жалкий. "Горилла" взял гимнастёрку, свободной рукой отстранил меня так, что я уселся на соседнюю кровать и сказав "хачику" - "бери" - протянул ему мою одежду. "Хачик" заколебался. "Ну" - зарычал "горилла". "Хачик" повиновался. Медленно взяв гимнастёрку, он поднял её над головой, стараясь надеть, но не успел этого сделать. Мощный удар "гориллы" пришелся по центру корпуса. "Хачик", подпрыгнув, перевернулся в воздухе и, пролетев метра три, грохнулся на пол, затем не то закатился, не то заполз под кровать. Гимнастёрка медленно, как мотылёк, опустилась рядом. "Встать!" - последовала команда. Так как лежал только один "хачик", то все поняли, что это адресовано ему. Он тоже это понял, поэтому медленно выполз из под кровати и ещё медленней поднялся на ноги. Звериного огонька в его глазах уже не было. Они выражали что-то среднее между страхом и недоумением. "Верни!" - приказал Ломакин, указывая пальцем на гимнастёрку. "Хачик" поднял её и на ватных ногах направился ко мне. Когда он приблизился на расстояние метра, я протянул руку и ... "хачик" дёрнулся назад, оступился и с грохотом сел на пол. Раздался дружный смех. Гимнастёрку я подхватил на лету. "Что надо сказать?" - снова прорычал Ломакин. "Прости - пролепетал "хачик" - я больше не буду!". Все опять засмеялись. "Кому ещё не нравится одежда?" - громко спросил Ломакин. В ответ - молчание. Видно, всем она уже нравилась. Подойдя к Ломакину, я сказал, что он поступил как коммунист, на что он заметил: "Я поступил как мужчина!". Затем лёг на кровать, повернулся на бок и, тяжело вздохнув, углубился в чтение своего конспекта. После этой истории до окончания учебы дедовщина у нас больше не наблюдалась. Как отшибло!

                                                                                                        Рубцов В.П.

     Ох и трудное это дело - детей воспитывать! Не верите? Хотите попробовать? Сначала, пока дети меленькие, это не так трудно. Как говорится: малые дети - малые заботы, большие дети ... ну, дальше вы сами знаете. Пока они маленькие, к каждому твоему слову прислушиваются, да ещё и повторить норовят. Стоит на кухне посекретничать вслух, так на следующий день всё воспитательнице в детском саду расскажут, да ещё и по месту сориентируют. Произнесёт твоё чадо новое слово - ты радуешься. А там глядишь уж и сложно-подчинёнными предложениями заговорило. Ещё из-за стола не видно, а уже права начинают качать. А постарше становятся, так такие слова начинают говорить, что и не поймёшь сразу. "Пап, приколись, к нам училку новую приставили" - рассказывает дочь, вернувшись из школы. Я спрашиваю: "К чему? В смысле - приколоться к чему?". Теперь уже она меня не понимает. И вообще. Не знаю как для детей школьная пора, а для родителей мёдом не покажется. То сын двойку принесёт по английскому языку и приписку к ней, что разговаривал весь урок. Ну, сделал ему соответствующее внушение. Говорит: "Больше не буду". И слово держит. На следующий день спрашиваю: "Ну, как вёл себя в школе, не разговаривал больше на уроках?". А он отвечает: "А у нас не было сегодня английского". То, как-то, учительница звонит: "Ваша дочь сегодня не была в школе". Приходится долго чесать затылок и думать - вроде сам её утром разбудил, портфель помог собрать, за дверь проводил. А после обеда приходит с порванным пальто. С горки неудачно съехала на подручных средствах. Пока каталась - уроки кончились. Вот так и маешься с ними, пока не подрастут. А подрастут, так новые заботы навалятся. На днях подружка дочки приходит. Сама хорошенькая такая, как игрушка, а глаза заплаканные. "Ваша Танька - говорит - у меня парня отбила". И опять приходится затылок чесать, пока не сообразишь, что ответить. То, вдруг, ни с того, ни с сего, заявляет: "Пап, хочешь, я тебя со своим парнем познакомлю?". "Ну, давай" - говорю, сделав вид, как у Ивана Грозного, чтоб посерьёзней показаться. Познакомились. Серьёзный парень оказался. А через неделю, как она выразилась - "отбрила." Разочаровалась, значит. Ему, видите ли, нравится, когда девушки ходят в юбках, а ей - в брюках или, вообще, без оных. В общем, забот полон рот. И чем дальше, тем больше. Так что думайте, стоит пробовать или нет. А что на меня, так я и ещё раз не прочь попробовать.

                                                                                            Рубцов В.П.

Фото 2. Значки той, такой уже далекой эпохи. Они ... уже история, ... моя история!

     Весна в самом разгаре. В городе уже вовсю тает, а по полям ещё лежит снег. Летаем пока на лыжах. Переобуваться рано ещё. У меня сегодня длинный рейс в Карагаску с промежуточными посадками в Кургальджино и Баршино. Подготовились, заправились, загрузились, посадили пассажиров и айда на ведавшем многое на своём лётном веку АН-2 по деревням, да аулам. На полях снег, а в воздухе весна. В кабине жарко. Солнышко палит во всю. Приходится спасаться под тёмными солнцезащитными очками. Иначе нельзя - глаза как после сварки болеть будут. Прилетаем в первый пункт посадки Кургальджино - довольно большой населённый пункт, районный центр, расположенный на берегу реки Нуры. Произвели посадку. Высадили пассажиров, выгрузили почту, новых взяли и тут как по волшебству аэродром накрыло плотным туманом. А сверху ещё и облачность натянуло. Хотя по прогнозу то хорошую погоду обещали! Что делать? Приходится повременить с вылетом, да чуток подождать. Ждём час, два, а погода всё хуже и хуже. А туман как прожорливое чудище - так и ест снег, он тает прямо на глазах. На самом то деле конечно же всё наоборот - интенсивно тающий снег способствует уплотнению тумана. Но в народе говорят, что именно туман ест снег!  В принципе - результата это не меняет, так что - пусть говорят! Дело уже к вечеру, а туман всё гуще. Пассажиры поздавали билеты да потянулись на автостанцию. Стало темнеть. Делать нечего - видно придется здесь ночевать. Из Целинограда поступила команда - ночью прогревать двигатель через каждые два часа. А что делать? Иначе двигатель застынет, его не заведёшь. Пока печь из Целинограда привезут - снег и растает, а самолёт то на лыжах. Поэтому машину надо держать в готовности, чтобы в любой момент при улучшении погоды можно было бы сразу вылететь на аэродром базирования. Вот так до утра мы и грели двигатель через каждые два часа. Утром туман стал ещё гуще. Лётное поле превратилось в сплошную большую лужу. К обеду погода стала чуть-чуть получше. Нам дали добро на прилёт, но прогноз погоды был строго по моему минимуму (двести на три и на восемнадцать, что означает - двести метров высота облачности, три километра дальность видимости, восемнадцать метров в секунду скорость ветра. Всё это соответствует лётному минимуму пилота третьего класса, каковым я тогда являлся). Это слегка настораживало. Я прошёлся по лётному полю - под водой лёд, а сбоку поля небольшая снежная полоса осталась. Пока ходил, ноги промокли до колен. Расчехлили двигатель, завели, с большим трудом тронулись с места. Лыжи обычно примерзают и их отбивают специальными деревянными кувалдами, а здесь они под полуметровым слоем воды - какая там кувалда?! Не останавливаясь ни на секунду (иначе прихватит лыжи снова!) я зарулил на оставшуюся снежную полоску, выпустил закрылки на пятнадцать градусов и дал двигателю взлётный режим. Самолёт в радужном фонтане из брызг пошел на взлёт. Взлетели, набрали безопасную высоту, легли на курс на Целиноград. Настроили радиокомпас на приводную радиостанцию Целиноградского аэропорта - это на случай ухудшения погоды, чтобы можно было выполнять полёт по приборам. И точно - вскоре погода стала портиться, причем везде - и в аэропорту вылета, и посадки, да и по трассе тоже. Облачность стала опускаться всё ниже и ниже, началось обледенение. На крыльях стал нарастать лёд. Обтекание воздухом ухудшилось, самолёт стал тяжелеть и сыпаться вниз. Вывалившись из облаков на высоте пятидесяти метров он быстро оттаивал, после чего я снова набирал безопасную высоту. Усилился встречный ветер. Диспетчер Целинограда попросил дать ему расчетное время прибытия. Второй пилот посчитал его с помощью навигационной линейки, это время я сообщил диспетчеру ... на что он ответил, что согласно его расчету (используя радиолокационный контроль) мы ошиблись в расчетах как минимум на полчаса!!! Такая большая ошибка в расчетах возникла из-за сильно усилившегося встречного ветра, нервного напряжения при полёте в сложных метеорологических условиях и отсутствия достаточного опыта у совсем ещё юного моего второго пилота. При хорошей видимости определить время прилета с точностью 2-3 минуты обычно можно и на глазок - без специальных вычислений, но при почти нулевой видимости глазу просто не за что "зацепиться"! Скорректировав время прибытия мы продолжили полёт. Подходим к аэродрому посадки. Погоду вновь дают по минимуму. А на самом деле летим в сплошном молоке. Машину веду по приборам. Схему захода и расположения всех объектов на аэродроме держу в голове (по памяти). Но дело всё в том, что мы на лыжах. А потому на посадку буду заходить не на полосу (она бетонная), а на "пятачек" - укатанную площадку, расположенную слева по курсу захода от полосы. Зазвякал звонок пролёта дальнего привода. Стрелка радиокомпаса рывком сменила направление на обратное. Звяканье маркёра дальнего привода говорит о том, что мы попали в его воронку - значит привод прошли точно. Это означает, что до ближнего привода осталось три километра, а там ещё через километр и торец ВПП (взлётно посадочная полоса). А не только впереди, но и под собой ничегошеньки не видно  - сплошное молоко (помните, что у меня метеоминимум по видимости три километра?!)! Переключаю радиокомпас с дальнего привода на ближний. Высота сто метров по давлению аэродрома (помните - у меня минимум по высоте облачности 200 метров?). Резко поворачиваюсь на девяносто градусов влево чтобы попасть на укатанный "пятачек", перевожу самолет на снижение. Секунд через десять (согласно моему расчету, а главное - согласно опыту, накопленному по предыдущим посадкам при хорошей видимости!) снова делаю разворот на девяносто градусов (четвёртый разворот, если использовать терминологию захода на посадку по схеме - так называемой "коробочке"), но уже вправо - ложусь на посадочный курс. Слегка убираю газ. Снижаюсь полтора метра в секунду. Земли пока не вижу - иду вслепую. Выпускаю закрылки сначала на пятнадцать градусов, затем на двадцать. На тридцать градусов, с целью замедления посадочной скорости, выпускать закрылки не решился - ветер довольно сильный, а самолёт на таких режимах менее устойчив. Очень будет сложно уходить на второй круг, если что не так! Триммером убираю возникшие на штурвале нагрузки. В тишине эфира слышу неуверенный голос диспетчера: "Вы на курсе, посадку разрешаю (Радиолокационный контроль - классная вещь!)"!. Хотя я посадки ещё и не запрашивал. Однако земли пока не вижу. Высота тридцать! Наконец-то, сквозь клочья тумана показалась несущаяся навстречу земля. Видимость очень плохая, но всё ж, хоть что-то! О...О...О!!! А посадочных знаков то и не видно. Куда садиться? Да и "пятачка" в привычном моём понимании тоже нет. Вместо него - огромная лужа воды, а недалеко от её берега в воде по курсу посадки стоит машина руководителя полетов. Я растерялся. Нажал тангенту радиостанции и ничего не сказав через секунду отпустил. И тут же в эфире прозвучало голосом Ниткина (руководитель полётов, принципиальный и классный специалист, мастер своего дела!): "Садитесь по машине! Правее от неё!" И после небольшой паузы: " ... под водой лёд!". Я убрал газ до малого, выровнял машину на метре от ... воды, выждал несколько секунд, и когда самолёт начал сыпаться - добрал полностью штурвал на себя. Самолет лыжами плавно коснулся глади воды. Полетели брызги. Ещё на скорости скользя по поверхности воды я медленно убрал закрыли (кто его знает - какая глубина этого "озера"!), следя за направлением пробега, чтобы не дать самолёту уклониться в сторону. Особенно это важно во второй половине пробега, когда скорость самолёта уже маленькая, рули не эффективны, а тормозами ещё пользоваться нельзя, чтобы не клюнуть носом, а тут, к тому же, ещё и вода. Если уклониться во второй половине пробега от посадочного курса более чем на пятнадцать градусов, то самолёт войдёт в неуправляемый разворот, и тогда его уже никакими действиями не остановишь - касание крылом почвы, с последующей поломкой, обеспечено! Наконец, самолёт остановился! "Выключайте двигатель! Руление на стоянку запрещаю! Ждать буксира!" - прозвучали команды руководителя полётов в эфире. Я заглушил двигатель. Медленно, к самым дверям, задом к самолёту подъехала автомашина (УАЗик) руководителя полётов. Второй пилот открыл дверь самолёта. РП пригласил меня проехать с ним на КДП. Посовещавшись со вторым пилотом, я оставил у него на всякий случай своё пилотское свидетельство. С чем чёрт не шутит. Минимум то я явно нарушил - сел ниже минимума. А что делать - во всей округе сплошной туман, а количество горючки ограничено! Начальство же сгоряча может вырвать талон нарушений из пилотского свидетельства (а их у пилота всего два - №1 и №2!). Потом, на следующий день, возможно оно и отойдёт, да будет уже поздно! А так, скажу, что впопыхах забыл его на самолёте, а потом видно будет! Может всплеск гнева то и пройдет! Ну, сел в машину РП, поздоровался с ним (кстати, в дальнейшем стал с ним соседом по даче - умнейший и крайне тактичный человек!). Подъехали к КДП (контрольно диспетчерский пункт). Заходим. Боже!!! В холле стоит весь начальствующий лётный состав (КРС), включая командира лётного отряда и инспектора по безопасности полётов в придачу. Поздоровались. "Как долетел?" - спросил командир отряда. Я вкратце рассказал. "Фу!" - облегчённо выдохнул командир. После этих слов они все как по команде развернулись и пошли ... прочь! Я опешил! "А я?" - прозвучал им в спину мой вопрос. Командир остановился: "А, что, ты?" "А, разве Вы меня драть не будете?" - наивно спросил я. Все разом грохнули от смеха. "В таком случае и нас всех драть надо! - сказал сквозь смех командир - иди отдыхай!". "Так чего же вы меня тогда довезли на машине РП?" - снова спросил я. "Что бы ты ноги не промочил - ответил РП - не хватало ещё воспаление подхватить!". Все посмотрели на мои ноги. Они были мокрые уже гораздо выше колен. Я неловко переступил с ноги на ногу и поёжился от холода. Мои ботинки дружно чвакнули. Все опять грохнули со смеху! Вот так я когда-то сел с лыжами на воду.

Фото 3. Свидетельство пилота ГА СССР.               Фото 4. Талон нарушений №1 ... тот самый!

                                                                                                   Рубцов В.П.

     Подлетаю я как-то к одному из аэродромов МВЛ (местные воздушные линии). Сделал контрольный круг. После четвёртого разворота лег на посадочный курс. Взялся за сектор газа, чтобы уменьшить мощность двигателя, и тем самым, перевести самолёт на снижение. И только двинул ручку назад, как мощная тряска сотрясла самолет. Я от неожиданности чуть язык не прикусил. Пассажиры насмерть перепугались. Так как трясти начало сразу после уборки газа, то я сообразил дать его снова. И, действительно, тряска прекратилась. Я не стал снижаться, перевел машину в горизонтальный полёт и ушел на второй круг. Попробовал на высоте снова убрать газ - та же мощнейшая тряска двигателя! В чём же дело? Как садиться? На полном газу это просто невозможно. Не выключать же в полёте двигатель. Расчет на посадку при этом сильно усложняется, да и небезопасно это. А салон полон пассажиров. И тут я почувствовал резкий запах бензина в пилотской кабине. Осмотрелся. На расположенной слева от меня  панели увидел вместо головки шприца ... дырку. Этим шприцем при холодном двигателе впрыскивают непосредственно в нагнетатель топливо, что довольно сильно облегчает запуск двигателя. Можно им пользоваться и при отказе бензонасоса. А сейчас его не было на своём месте! Только одно его гнездо в виде выступающей над панелью трубки с резьбой. Я поднёс палец к трубке - его тут же к ней присосало. Видно из-за сильного подсоса воздуха топливная смесь при уборке газа резко обеднялась (она и так обедняется до необходимого предела в режиме работы двигателя на малом газе), топливная смесь поступала неравномерно ко всем цилиндрам, часть из них переставала работать, нарушался баланс сил на валу двигателя, отчего и трясло. Я снова заткнул дырку гнезда бензинового шприца пальцем левой руки, а правой попытался убрать газ - тряска не появилась! Отлично! Причина найдена! Теперь её надо устранить. Но шприца нигде видно не было. Осмотрел пол пилотской кабины, заглянул под сидения пилотов - пусто. К тому же - весь пол уже изрядно забрызган бензином. Заставил второго пилота поискать в пассажирском салоне. Долго искали, наконец-то один из пассажиров обнаружил под пассажирским креслом среди авосек пропажу. Я тщательно обтёр шприц-насос своим чистым носовым платком и водрузил его на своё место - туго затянул гайку-крышку. Попробовал убрать газ - тряска отсутствовала. После этого по новой выполнил заход и благополучно произвёл посадку.

     Лечу я как-то в Балкашино. Вторым пилотом на этот раз у меня был Валера Ступницкий - молодой, но грамотный и, к тому же, до невозмутимости спокойный парень! А вторых пилотов на моём летном веку у меня  побывало немало: Глинкин Саша (став командиром самолета Ан-2 много лет летал, погиб в авиационной катастрофе в августе 2006-го года!), Мулдагалиев Марат (будучи позже вторым пилотом самолёта Ту-154, когда отказало в полёте сердце у командира корабля, не растерялся - штатно посадил машину!), Кривенцев Коля (впоследствии Командир Ан-24), Литвиненко Лёня (мой сосед по огороду в родной деревне!), Макаров Федя (так и ушел на пенсию вторым пилотом Ан-2), Кулёв Альберт (позже - командир Ан-2, после лётной работы работал в БЭРТОС у меня в смене радиотехником, потом переучился на диспетчера, уехал жить в Россию, недавно умер от инфаркта), Уткин Сергей (вообщем то прекрасной души человек, но ... сначала он был моим командиром самолёта, а потом, когда я уже ввёлся в командиры самолёта его назначили в мой экипаж вторым пилотом ... за разгильдяйство и на исправление!), Печорин Женя, Гиршевич, Ганович, Дорохов и ещё несколько человек, фамилии которых я уже и подзабыл. Ну и Валера Ступницкий, с которым мы и летели в этот раз. Маршрут до районного центра Балкашино проходил над ровной как стол степью. И только, недолетая несколько километров до поселка, начинаются горы с многочисленными соснами на них. И начинаются они довольно резко - ровная степь без какого либо перехода утыкается в почти отвесную каменную гряду длиной в десятки километров и высотой более 100 метров. В этот день ветер был нам строго попутный и дул прямо под прямым углом в эту каменную стену. Пролетая над этим местом нас очень сильно подбросило вверх восходящим потоком воздуха (ветру то другой дороги нет - только вверх!). Наблюдалось что-то похожее на удар по самолёту снизу. Висевший над головой второго пилота на четырёх стальных пружинах, толщиной в большой палец руки, барограф (прибор, записывающий на ленту профиль полёта - барограмму) весом не менее  килограмма сорвался с места. Причем оторвались только верхние пружины. Поэтому барограф под силой оставшихся пружин резко пошёл по радиусу и ... сильно ударил Валерку в ухо. Всё это произошло у меня на глазах. Из рассеченной ранки засочилась кровь. Валерий схватился рукой за ухо, повернулся ко мне и жалобно спросил: "За что?". Я молча указал на оторванный барограф. Всё поняв, он так же молча улыбнулся!

                                                                   Рубцов В.П.

     Набрали безопасную высоту. Вышли из зоны аэродрома. Легли на курс. Точно следуем по маршруту. Примерно на середине пути я отдал управление самолётом второму пилоту (ему же надо когда-то тренироваться!), сам убрал руки со штурвала и решил немного расслабиться. А погода была просто великолепна - весна, одним словом. Дома ждала жена и маленькая дочурка. Стал думать о них, одновременно наблюдая проплывающие красивые картинки ландшафта за фонарём. Прошла минута, другая ... и, вдруг, я почувствовал сильный удар в лоб. После этого услышал громкий хохот второго пилота. Ничего не поняв, я обернулся к нему и он рассказал мне, что я уже пятнадцать минут, как сплю! Во время сна я несчетное количество раз сильно наклонял голову то влево, то вправо, то прямо, но ни разу не попал лбом в торец штурвальной колонки. Иногда я чуть не падал в проход между пилотскими сиденьями, но ремни безопасности не давали мне сделать этого. И вот, в очередной раз самолет болтануло и я сильно наклонившись вперёд всё же поймал лбом крышку штурвальной колонки. Я спросил второго пилота: "Сколько же я спал?". Он ответил: " Уже пятнадцать минут!". Вот это да! А для меня они пролетели как одно мгновение! Это ж надо так. Я, в принципе-то, и вообще не заметил, как заснул! Вот как бывает!

                                                     Рубцов В.П.

     Конец рабочего дня. Идем на базу. Расчетное время посадки через полчаса. И тут на фонаре кабины стали появляться мелкие капли масла. Такие мелкие-мелкие, почти незаметные, они постепенно покрыли стёкла масляной плёнкой. Давление масла в масляной системе было в норме, что хорошо было видно по прибору на передней приборной доске. Видно утечка была мизерной, но всё же её хватило, чтобы загрязнить стекла и ухудшить их прозрачность. Заходим на посадку. И тут налетело небольшое облачко. Начался дождь. Капли воды забарабанили по стеклам фонаря кабины. Струи воды, масло и пылинки, тоже откуда-то взявшиеся в этот момент, настолько ухудшили прозрачность стекол, что сквозь них только с большим трудом можно было что-либо увидеть. Я включил дворники и ... лучше бы я этого не делал! Дворники равномерно размазали это маслянопыльноводяное месиво по стёклам. Теперь через них вообще ничего нельзя было рассмотреть. А мы уже на посадочной прямой. Пришлось открыть обе боковые форточки и садить самолет наблюдая землю с обоих боков самолета (голову в форточку не высунешь, вернее - высунуть то можно, но тут же задохнёшься от встречного напора воздушного потока!). Сели нормально! А вот рулить на стоянку я не стал - вызвал буксировщика. Вот так, иногда, вполне безобидные мелкие капельки масла превращаются в небезопасное препятствие!

                                                                           Рубцов В.П.

     Полет проходил штатно. Я вторым рейсом шел на Балкашино. Ранее меня ещё один борт должен был выполнять такой же самый рейс. Трассы туда и обратно пролегали на расстоянии десяти километров друг от друга. Первый самолет уже должен был завершить свой рейс, но по какой-то причине он задержался. Мне об этом почему-то не сообщили. Я, как обычно, до середины пути "крутил" (управлял самолётом), а потом отдал управление машиной второму пилоту. Погода в этот день была хорошей, видимость прекрасная, но небо было затянуто белёсой дымкой. Мы шли на безопасной высоте, чуть ниже этой белёсой дымки, под самой её кромкой. В салоне, до отказа забитого пассажирами, было сонное царство - пассажиры мирно дремали, наслаждаясь прохладой на высоте полёта, ибо на земле в это день было довольно жарко. Отдав штурвал второму пилоту, я, как обычно, внимательно осмотрел горизонт, сверил местность с картой - мы шли точно по маршруту ... и тут, прямо по курсу, под самой кромкой белёсой дымки, увидел быстро растущую черную точку. Она как-то очень быстро увеличивалась в размерах. Я всё понял, и единственно, что успел сделать, так это - резко ударить обеими руками по штурвалу от себя. Самолет отреагировал незамедлительно, клюнув носом вниз. Встречный самолёт, летевший нам строго в лоб, мелькнул над головой. В пассажирском салоне все от неожиданности проснулись. Кто-то произнес: "Наверное, в воздушную яму попали!". Я промолчал и переглянулся со вторым пилотом. Через несколько секунд молчания он произнёс: "А я то, под кромкой дымки его и не заметил!". После окончания рейса я, как и положено, зашел в штурманскую для проведения послеполётного разбора. Там уже находилось несколько экипажей. Проведя беглым взглядом по лицам пилотов, я сразу же определил, кто находился в кабине встречного самолета. Весь взъерошенный, с крупными каплями на лбу, он молча приложил палец к своим губам. Суетившийся вокруг нас "лётный люд", похоже ничего не заметил! Фамилию командира самолёта встречного экипажа, допустившего отклонение от утверждённого маршрута, называть не буду, скажу лишь о том, что совсем недавно его не стало! Но помнить буду! Светлая ему память!

                                                                                                                       Рубцов В.П.

     Готовился я как-то к полёту по маршруту Целиноград-Степногорск. Отличный рейс. Маршрут несложный, пассажиров всегда под "завязку", рейс неутомительный - всего 160 км в одну сторону, да и посещение Степногорска - весьма приятное мероприятие. Городок хотя и не большой, но современный, прекрасная архитектура зданий, чистота, великолепно оформленные скверики. Сам городок построен среди соснового бора. Некоторые природные места (причудливые выходы скальных пород) оставлены нетронутыми, что придает городу ощущение полного слияния с природой, своего рода гармонию естественного с искусственным. Да и снабжение его было в то время по первой категории. Апельсины, бананы, колбаса, тушенка, сгущенка и прочая редкость на прилавке - обычное дело, недорого и без очереди. Одним словом, такими, собственно, и должны быть города в процветающей стране. Одним из этапов подготовки к полёту было - посещение метеобюро на предмет метеоконсультации, с целью получения  фактической погоды и её прогноза в аэропортах вылета, посадки и по маршруту. Работал там среди женского персонала тогда и один мужчина - длинный и худощавый, уже в возрасте, но выглядел моложаво, звали которого все только по отчеству Виниаминыч, а за глаза "Витаминыч". По его прогнозу очень точно можно было узнать погоду на завтра. Если, например, он прогнозировал на завтра дождь, то будьте уверены - завтра будет сухо и солнечно. Ну а если "Витаминыч" прогнозировал ясную погоду, то всё - завтра будет "труба" (дождь, снег, буря, слякоть - что угодно, но только не ясно!). Вообщем, оправдываемость его прогнозов доходила почти до ста процентов, только с обратным знаком. Так вот, в этот день дежурил на метео именно "Витаминыч". Глянув на метеорологическую карту я увидел холодный фронт, расположенный как раз на середине пути маршрута. Причем он проходил почти перпендикулярно трассе и тянулся на тысячи километров. А взглянув на "картинку" метеолокатора, обратил внимание на наличие большого количества грозовых очагов, которые, очень часто бывает так, что на самолёте Ан-2 невозможно обойти. Исходя из вышесказанного и согласно действовавшим тогда документам я не имел права принимать решения на вылет. Вылетать нельзя! Услышав последнее, "Витаминыч" тут же исправил в прогнозе слова "очаги фронтальных гроз", на "очаги внутримассовых гроз". Я заметил ему, что так поступать нельзя - это не шутки, ибо при внутримассовых грозах я обязан принять решение вылетать, а фактически грозы фронтальные, так как расположены они именно в зоне фронта, а обойти такие грозы на Ан-2 практически невозможно, прорваться же сквозь них - весьма опасно. На что он ответил, что ему лучше знать какие по трассе грозы, а я слабак, если гроз боюсь. Что делать? Решение на вылет при таком прогнозе погоды я обязан был принять. Дежурный командир своей подписью подтвердил правильность принятия мною такого решения. Выполнив все формальности мы вылетели. В начале маршрута летели при ясной погоде. А пройдя километров девяносто по трассе увидели перед собой сплошную стену облаков, тянувшуюся перпендикулярно курсу полёта от горизонта до горизонта, высотою до десяти километров. Облака - мощная кучевка с наковальнями в верхней части - явный признак очагов гроз. Это и был тот самый холодный фронт (эта разновидность фронта отличается наличием многих негативных, очень ярко выраженных метеоявлений). Хочу заметить, что опасны не только сами очаги гроз, но и подходы к ним - это расстояние примерно равно десяти километрам. В этих местах обычно присутствуют сильные зоны турбулентности с мощными нисходящими потоками. На борту самолёта Ан-2 нет радиолокатора, поэтому маршрут прохода через фронт приходится выбирать визуально. Выбрав место, где облачность была послабее и вырисовывался как будто проход между мощными очагами я направил туда самолёт. Первые пять километров полёт проходил как будто в каньоне - с обеих сторон возвышались мощные белые облачные стены, высоко над нами наблюдалась узкая полоска голубого неба, а внизу была темень, видны полосы дождя. Постепенно каньон сужался и, наконец, сомкнулся полностью. Стало темно, пошел ливневой дождь. Вокруг засверкали молнии. В наушниках сначала появился треск, затем он усилился и превратился в канонаду. Я попробовал связаться с базой. Увы - никто не отвечал. Связи не было. Началась сильная болтанка. Самолет швыряло как щепку. Дождь лил с такой силой, что текло даже в кабине! Я с большим трудом удерживал машину в горизонтальном положении. Периодически ослепляли близкие вспышки молний. Приборы показывали в разнобой - стрелки то скакали, то лихорадочно вращались вокруг своих осей. Вдруг по глазам резанул яркий свет - самолет снова выбросило в узкий каньон из туч. Но это был уже другой каньон. Впереди, метров на сто ниже нас, с большой скоростью надвигалось веретено из закрученных туч. Их рваные клочья с большой вращательной скоростью туго накручивались на невидимую горизонтальную ось. Периодически из вихря во все стороны выскакивали молнии. Так я впервые увидел как зарождается в туче так называемый ворот. Он рождается в туче горизонтально, затем, достигнув определённой скорости вращения, один его конец выпадает из облака и опускается к земле, превращаясь в торнадо - огромной разрушающей силы вихрь. Мой самолёт, как пушинку, подбросило вверх. Стёкла фонаря кабины опять залили струи дождя. Покидав из стороны в сторону ещё минуты три нас "выплюнуло" из облаков на чистое пространство. Вокруг опять уже светило солнце, а сзади была сплошная стена облаков. Заработали приборы - я увидел, что нас выбросило назад из облаков и мы летим обратным курсом - в Целиноград. Вдруг заработала радиостанция. Диспетчер Целинограда сообщил, что получено шторм-предупреждение - по трассе фронтальные грозы, нам следует возвращаться в порт вылета, что мы, в принципе, уже и делаем. Совершив посадку я зашел на метео. "Виниаминыч" с виноватым видом вручил мне шторм-предупреждение, в котором говорилось, что те его "внутримассовые" грозы, расположенные на атмосферном фронте, чудеснейшим образом в мгновение ока превратились во фронтальные грозы, сразу же как только я вошел в облачность и со мной была потеряна радиосвязь. Но ни оправдываться, ни извиняться он не стал. Я ему сказал: "Вениаминыч", ты же своими безграмотными действиями мог меня убить!". На что он ответил: "Ну напиши в задании на полёт, что прогноз не оправдался! Подумаешь - одним оправдавшимся прогнозом больше, одним меньше! А если сильно хочешь, то подай на меня в суд. Всё равно ничего не выиграешь! Ведь прогноз погоды это что такое? Прогноз погоды - это есть научное предположение о возможном будущем состоянии атмосферы и наличии или отсутствии в ней определенных явлений. А за предположение у нас не садят! Ну, ошибся - с кем не бывает, подумаешь!?". И ехидно при этом улыбнулся, слегка наклонив корпус вперед. Я заметил: "Но ведь ты же знал, что грозы фронтальные, а не внутримассовые, и лично я тебе на это указывал!" "Витаминыч" промолчал и, как будто ничего не случилось,  продолжил "стряпать" (составлять) новый прогноз очередному экипажу.

                                                                                   Рубцов В.П.

     Однажды я возвращался из Двадцать второго партсъезда (это не шутка и не каламбур, это - название населённого пункта!), в который летал по санзаданию. Мы должны были транспортировать тяжелобольного в Целиноград на срочную операцию. К сожалению, больной уже был нетранспортабельным и мы летели назад порожняком. Ну не совсем порожняком - целиноградский врач был на борту. Недолетая до траверза Баршино, мы услышали вызов диспетчера по радиостанции - он вызывал именно наш борт. Я ответил. Он сообщил нам, чтобы мы внимательно смотрели справа по полёту - где то в этом районе только что потерпел аварию военный вертолёт. Вскоре я заметил на горизонте столб дыма. Сообщил диспетчеру об этом. Тот дал указание пролететь над очагом возгорания и сообщить об увиденном. Я развернул самолёт в сторону дыма. Подлетев поближе увидел трех пастухов, сидящих у горящей копны соломы. Рядом стояла лошадь с санями. Сделав круг над ними я сообщил диспетчеру об увиденном, вернулся на трассу и продолжил полёт. Вскоре на горизонте я увидел ещё один столб дыма. Дым исходил от ярко сияющей голубым светом звездочки, расположенной на земле. До высоты примерно тридцати метров дым был чисто белого цвета, а выше, без какого либо перехода, превращался в угольно-черный. Связавшись с диспетчером я направился к источнику дыма. Недолетая километров двадцать до Баршино, в заснеженной пойме реки горел остов вертолета. На высоком берегу стояли три человека в военном обмундировании - экипаж. Рядом на земле расстелены два оранжевых парашюта, как я понял - с целью обозначения площадки для спасательной экспедиции. Сделав над ними круг я доложил диспетчеру об увиденном. Он дал разрешение на выполнение посадки. Сел, ориентируясь по парашютам. Подрулил поближе и выключил двигатель. К самолёту подошли три молодых военных летчика. Они были бледны, напуганы, их руки сильно дрожали. Командир экипажа попросил закурить. Мой второй пилот дал ему сигарету (я сам не курю!). Из-за дрожи пилот ни как не мог попасть сигаретой в рот. В конце-концов она выпала из его рук на снег. Второй пилот поднял её, засунул ему в рот и поджег. Врач осмотрела экипаж вертолета. Одному из них обработала имеющуюся на лице неглубокую рану. Я обратил внимание на то, что на земле лежат только два парашюта, а экипаж состоит из трёх. Командир рассказал, что когда начался пожар, а начался он в не в кабине пилотов, а в салоне вертолета, то парашют бортмеханика оказался в зоне огня. Поэтому он отдал ему свой, а сам с большим трудом (машина уже плохо слушалась рулей) подведя вертолет поближе к земле, выпрыгнул за несколько секунд до падения вертолёта (благо - в пойме реки был очень глубокий снег!). Вертолёт (Ми-8) догорал метрах в ста от нас. Так как заснеженное русло реки было очень глубоким, то горящую машину было вообще не видно. На берегу валялись только лопасти несущего винта. Я хотел подойти поближе и рассмотреть получше - что там к чему. Командир экипажа вертолёта остановил меня: "К нему нельзя близко подходить - там боеприпасы! Это очень опасно!". Я связался с диспетчером и получив указание привезти спасенный экипаж в Целиноград, сообщил пилотам вертолёта об этом. Они отказались, сославшись на какую-то свою инструкцию. Тогда я им прояснил ситуацию: во первых дело к вечеру, зима, мороз крепчает, ветерок хороший и усиливается, натягивая  поземку, во вторых - вы легко одеты в демисезонку, вся тёплая одежда сгорела, еды и воды тоже нет, в третьих - вы нуждаетесь в госпитализации (так утверждал мой санврач), а самое главное - у меня приказ доставить вас на базу. Молча выслушав мои доводы, командир экипажа кивком головы дал согласие. Мы погрузили парашюты в самолет, вертолетчики сразу улеглись на них. Я запустил двигатель, вырулил по уже протоптанному при посадке снежному покрову, развернулся и дал двигателю взлётный режим. Через полчаса полёта нас предупредили, что на встречу летит поисковый военный вертолёт Ми-6 - на его борту спасательная экспедиция. И действительно - вскоре мы разошлись левыми бортами со встречным судном. Я навёл их на место аварии. В Целинограде потерпевший аварию экипаж уже встречали. Долго еще, летая по данной местности, я сверял и корректировал свой маршрут по остову сгоревшего вертолёта. Наверное и сейчас, по прошествии десятилетий он молча напоминает о былой трагедии - место ведь безлюдное!

                                                                                         Рубцов В.П.

     Раньше, во времена плановой экономики, иногда, чтобы выполнить план по пассажирам, устраивали для населения шоу. Оно заключалось в следующем: В какой-нибудь "захудалый" совхоз, где редко видели самолёты, вылетал борт и за "червонец" мог любой желающий прокатиться над своим населённым пунктом в течении 15 минут. В местной газете предварительно давали объявление об этом. Неоднократно в этих шоу участвовал и я. Однажды мне "посчастливилось" подгонять план по количеству пассажиров в населенном пункте, под названием Шантюбе. Поселок небольшой, но скорее городского типа, чем сельского - много пятиэтажных домов и живут в нём в основном шахтеры. От желающих прокатиться не было отбоя. Уже сделал более десяти катаний. Дело было зимой. Самолёт на лыжах. Аэровокзал представлял из себя полевой вагончик, расположенный в пятидесяти метрах от жилых пятиэтажек, а качестве взлетно-посадочнай полосы использовалась укатанная полоска снега длиной метров шестьсот и шириной тридцать, с брустверами по бокам. И все это хозяйство находилось метрах в 50-70 от многоэтажек. Пассажиры и зеваки столпились между ВПП и вагончиком. Ветер крепчал и поворачивал, становясь всё больше боковым. Зайдя в очередной раз на посадку, я понял, что с посадкой из-за сильного бокового ветра будут большие проблемы, ибо на прямой самолёт сильно сносило, а на лыжах в конце пробега тормоза не эффективны и при сильном ветре может запросто выбросить самолёт за бруствер, а там люди. Во избежание неприятных неожиданностей, я ушел на второй круг и запросил у начальника порта фактическую погоду . Он дал мне её - боковой ветер был предельным. Я переспросил его: "Действительно ли ветер такой, какой он мне дал?". "Да, именно такой!" - подтвердил он. Я предложил, на всякий случай, удалить толпу подальше от полосы, и зашел на повторный заход. Начальник порта игнорировал мою просьбу. Мне пришлось снова уйти на второй круг. И так повторилось три раза. Тогда я пригрозил начальнику порта, что если он не уберёт людей от полосы, то я уйду вместе с пассажирами в Целиноград. Только после этого он отвёл людей за вагончик. Я зашел на посадку в очередной раз. Боковой ветер был очень сильный. Со сносом пришлось бороться не только креном, но и курсом. Самолет неуклюже накренившись вправо, был похож на каракатицу. Я подвёл самолёт к земле, закрылки не выпускал - не тот случай (сильный боковой ветер, да ещё и с порывами), выровнял его перед самой землёй, и, когда он уже стал сыпаться, резко дал левую ногу вперед и добрал штурвал. Перед самым касанием самолет на секунду повернулся влево и коснулся лыжами без бокового скольжения (в противном случае, боковые нагрузки на узлы креплений лыж могут достичь критических значений, со всеми вытекающими из этого последствиями). Самолёт заскользил по укатанному снегу. В первой половине пробега, когда скорость движения ещё велика, из-за чего рули еще эффективны, самолёт слушался хорошо и шёл по прямой. А вот во второй половине пробега самолёт стало разворачивать вправо на ветер. Тормоза я зажал до отказа, педали влево, а элероны вправо (на ветер) - как и положено в таких случаях, но это не помогало - самолёт разворачивало по направлению к толпе.  Меня развернуло на девяносто градусов, перебросило через бруствер и понесло на толпу людей, которые бросились бежать. Впереди всех нёсся начальник порта. Я выключил зажигание двигателя - мотор заглох, до отказа взял штурвал на себя и полностью выпустил закрылки - так больше лобовое сопротивление, до боли в руках зажал тормозную гашетку. Всё разворачивалось как в замедленном фильме. Метров двадцать уже отделяло меня от бежавших последними. И хотя, винт уже остановился, приятного от столкновения ожидать не следовало. Я проскочил метрах в десяти от вагончика и остановился между торцами пятиэтажных домов. Испуганные люди выглядывали из-за соседних домов, затем медленно стали подходить к самолёту. Всё обошлось. Последним к самолёту подошел начальник порта. Я осмотрел самолёт, люди помогли вытолкать его на полосу. Зайдя вместе с начальником в вагончик, я посмотрел на показания приборов и увидел, что боковой ветер сильно превышает допустимую цифру. "Ты что же это творишь?" - сказал я, указывая начальнику на прибор. А ведь согласно твоим данным я обязан был сесть, иначе мне бы указали, что я не соответствую своему классу пилота и понизили бы его. "Так у меня ещё не выполнен план по пассажирам!" - пролепетал в оправдание бледный начальник. "Ты же чуть не погубил людей ..." - и я тут же высказал ему всё, что думал о нём в данный момент, причем, так как в вагончике никого кроме нас не было, я дал волю чувствам, не сильно стараясь обходить стороной крепкие словечки! Начальник кивал в ответ головой, повторял как попугай, что у него всё ещё не выполнен план по пассажирам, и под конец попросил не сообщать об этом ни кому и добавил, что запомнит этот случай на всю жизнь. По его бледному лицу можно было предположить, что он действительно это запомнит на долго.

                                                                                                   Рубцов В.П.

     Зима. Выполняю рейс Целиноград, Балкашино, Шантюбе, Целиноград. После посадки в Балкашино забуранило. Видимость стала ухудшаться. Запросил погоду в Шантюбе - в ответ сделали запрос о моём метеоминимуме и после этого дали погоду по минимуму. Слегка насторожила такая информация. Ой, не к добру это! Но, делать нечего - принимаю решение - вылетать. Взлетел. Набрал безопасную высоту. Выполняю полёт от радиостанции. Буран стал усиливаться. Тем боле, что Балкашино расположено в котловине среди невысоких гор, а Шантюбе на открытой местности. Подлетаю - видимость вообще на нуле. Запрашиваю погоду - два на три, на восемнадцать - как раз по моему минимуму. Однако, видимость очень плохая - видно только лишь под собой. Вдруг под колёсами, метрах в пятнадцати,  мелькнули верхушки сосен. Откуда же здесь в голой степи сосны, да ещё и так низко над ними прошел? Стал вспоминать местность. Так, кажись километрах в семи от Шантюбе имеется единственная горушка, на которой растут сосны, под горушкой - небольшой посёлок и рядом озеро. Проверим: делаю круг - точно! Именно это место. Разворачиваюсь под девяносто влево. Через минуту-другую выскакиваю прямо на посёлок - частокол пятиэтажек - Шантюбе. Выполняю коробочку и захожу на посадку. Видимость очень плохая, поэтому с первого раза не попадаю на полосу. Ухожу на второй круг. Запрашиваю погоду по новой - дают по моему минимуму. Захожу ещё раз и снова мимо. Делаю третий заход с поправкой, вычисленной по предыдущим заходам. Наконец-то выхожу строго на полосу и произвожу посадку. Захожу в вагончик начальника аэропорта и сразу же бросаю взгляд на метеоприборы - видимость менее одного километра, а у меня минимум - три! И только после этого смотрю в лицо начальнику - тот самый, который обещал, что больше не будет!!! Меня он  узнал сразу! Его стало трясти как лихорадочного. "Ну, что на этот раз?" - строго спросил я. "У меня много пассажиров, у меня много пассажиров, у меня много пассажиров ..." - заклинило его как заезженную пластинку старого патефона. Я промолчал. Понял, что воспитывать его было бесполезно - уже не в первый раз делает подобное. Тут помочь может только тюрьма. Молча дождавшись хорошей погоды я принял на борт пассажиров и ушёл на Целиноград. Жаловаться на нерадивого не стал. Всё равно толку не будет - он родственник какого-то высокопоставленного чиновника. Через несколько месяцев его всё же уволили с работы, но уже совсем из-за другого случая!

                                                                                         Рубцов В.П.

     Никогда бы не подумал, что живые цыплята являются весьма скоропортящимся продуктом! При перевозке их на автомашинах падеж доходил до девяноста процентов! Поэтому и возили их от места рождения, до места жительства - на самолётах. Окупалось - так нам говорили! А возили мы их с птицефабрики Малиновка в город Есиль. Я тогда был вторым пилотом, а командиром самолёта у меня - Боря Антонов. Очень он любил пить и барахло. Его так и называли - барахольщик. А тут столько цыплят - ну как пройти мимо?! Вот он и выпросил у персонала фабрики для себя три ящика цыплят. А, так как салон был забит до потолка цыплятами, то он решил спрятать ящики неподалёку в низинке, чтобы забрать их последним рейсом, а ну и для маскировки прикрыл живой клад хворостом. И только мы собрались взлетать, как смотрим - заходит на посадку ещё один борт. Подрулил,  оказалось - начальство с проверкой! Поглядели, проверили - замечаний нет. Остались нами и нашей работой довольны. Запустили двигатель и порулили на взлёт. А маршрут то их пролёг в аккурат рядом с запрятанными Борисом ящиками. Остановились, развернулись, дали взлётный режим и ... взлетели все цыплята вместе с щепками от ящиков в воздух. Ну и проверяющие тоже взлетели, только в отличие от цыплят - благополучно. Пошел Боря к тому месту где прятал цыплят, пнул с горя Боря  одного, оставшегося в живых цыплёнка, сел в свой самолёт и мы тоже взлетели!

                                                                       Рубцов В.П.

     Молодым я был худенький. Не хватало до нормы несколько килограмм весу. И вот проходя в очередной раз годовую медкомиссию предписали мне съездить на обследование в стационар города Алма-Аты. Поехал. Крутили там меня туда-сюда в течении двух недель - ничего не нашли. "Ладно - говорит мне врач - напишу ка я Вам гастрит в стадии ремиссии, да проколим мы Вам, соколик Вы наш, витаминчики". "А, нафига мне Ваш гастрит, и нафига мне ваши витаминчики?" - спросил я. "Да не боись, этот диагноз почти у каждого жителя планеты можно обнаружить, а витаминчики - так вообще никому не помешают!" - успокоил меня врач. Делать нечего, пришлось согласиться. А попробовал бы я не согласиться! Кололи почти две недели. Мне это уже изрядно надоело. Тяжело и очень даже, больному человеку переносить больничные стены, а здоровому - так, вообще, невозможно! Потому и стал я проситься выписать меня домой. Врач стал стыдить: "Что ты канючишь как маленький? Не стыдно? Лежи, отдыхай, будь как на курорте!". Обидело меня это сильно. Раз так, думаю, то больше я не заикнусь насчет моей выписки. И стал ждать - что из этого выйдет. Прошла неделя, потом ещё одна, потом ещё. Уколы давно закончились. Меня перевели в отдельную палату с холодильником, телевизором, душем и умывальником. Я не возражал. Кормили как на убой. Попросился в город на выходной - отпустили. Попросился на другой день - тоже отпустили. Я ходил в кино, на рынки, гулял в парках, посетил многие магазины. Дело было осенью - отправил двадцать посылок с яблоками и грушами домой. Медперсонал ко мне уже привык - по утрам здоровался, а по вечерам желал спокойной ночи. Я отвечал взаимностью. Так пролетело пятьдесят шесть дней. На пятьдесят седьмой я не выдержал. Пошел в кабинет к главврачу и снова попросил выписать меня. Он спросил: "Как Ваша фамилия?". Я сказал. Он долго рылся в своих бумагах и, наконец, процедил сквозь зубы: "А такого у нас нет!". Как нет? А я, тогда, по вашему кто? На каких тогда основаниях Вы меня кормите, поите, кров даёте? "Не расстраивайся! -сказал врач - вес ты набрал, а это главное, ну а с койко-днями мы что-нибудь придумаем". Продлили мне бюллетень и с миром отпустили восвояси!

                                                                Рубцов В.П.

     Перед сдачей экзаменов, с целью поступления в лётное училище, каждый абитуриент, в обязательном порядке, должен пройти ВЛЭК (врачебно-лётно-экспертную комиссию). А это - около десятка врачей-специалистов, в том числе и ухогорлонос. Проверили у меня уши, горло, вестибулярный аппарат, дошли до носа. Дают понюхать баночку с прозрачной жидкостью. Чувствую - бензином пахнет. Ещё одну, совершенно аналогичную предыдущей баночке под нос мне подсовывают. Нюхаю - чеснок. Далее - тройной одеколон, затем - спирт, нашатырь - молотком по носу ударил. Потом ещё несколько баночек - угадываю все знакомые запахи. И вот, наконец, подносят последнюю. Нюхаю - запаха нет! Как ни старался - ничего унюхать не могу. Так, приехали, кажись! Врач подносит баночку под свой нос - и говорит, что отчетливо слышит запах керосина. Ну, думаю, всё - дело действительно пахнет керосином. Она мне: "Ну ка ещё раз нюхните!". Нюхнул - не чувствую! Она позвала медсестру и заставила её понюхать баночку, чтобы окончательно убедиться, что я запах керосина определить не могу. Сестра понюхала и отрицательно замахала головой - нет запаха! Тогда врач позвала какого то медицинского "светилу". "Вот смотрите - говорит она ему - я слышу четко запах керосина, а они вдвоём нет!".  "Светила" понюхал - тоже запаха не чует. Подумал-подумал маленько и забрал баночку на предмет проведения анализа для установления жидкости, находящейся в баночке. Через некоторое время он приходит и сообщает, что в баночке ... обыкновенная вода! Как оказалось, сестра после мытья баночек одну из них с чистой водой нечаянно поставила вместе с контрольными, а врач за целый день работы так "нанюхалась", что ей запахи стали чудиться уже и там, где их на самом деле нет! А может её и саму уже надо на предмет чувствительности носа проверить. Вот так для меня чуть не кончилось дело керосином. Теперь я точно знаю чем пахнет обыкновенная вода!

                                                           Рубцов В.П.

     Положили меня опять как-то в стационар, после очередной годовой лётной медкомиссии в стационар, лечить то, что никогда не болело - гастрит в стадии ремиссии. Ну - врачам виднее что у меня болит, а что нет! Я, по молодости, действительно именно так и думал! Ну там сначала обследование нужно пройти со всякими принеприятнейшими процедурами. Хотя как знать, похоже, что для врачей они как раз и наоборот - весьма-весьма приятны. Послали меня на фиброгастроскопию. Это когда шланг с лампочкой глотают - говорят, что хорошо сиё помогает от гастрита, особенно на той стадии, когда ничего не болит! А перед этим, чтобы горло спазмами не перехватило, для расслабления лёгкий наркотик пациенту колят. Ну а в этот раз приказ пришел чей-то умный - заменить наркотик чем-нибудь обезболивающим. Вот мне и заменили его укольчиком анальгина. Вколола его мне сестра в правую ягодицу. Да так, что у меня через минуту сначала правая нога, а затем и вся половина тела "стеклянной" сделалась! Резкая боль по телу пошла, правая нога подкосилась и я рухнул на пол. Правую половину почти не чувствую. Медсестра сильно испугалась - не знает что делать. Потом за врачом побежала. Та прилетела и спрашивает: "Что ты ему вколола?" Анальгин! А пробу на переносимость делала? Нет, забыла! Так он же у тебя сейчас подохнет!!! А я то в сознании, всё слышу! Интересный диалог, не правда ли, я прослушал?!!! Затем врач сделала мне какой-то укол. Через несколько минут полегчало! Правая половина тела вновь обрела чувствительность. Уложили меня в постель и теперь уже врач не отходила от меня несколько дней, хотя у меня уже ничего и не болело. Слышу, как врачи говорят между собой: "Хорошо, что молодой - вытянул!". Чего я там вытянул - не знаю! Но теперь точно знаю, что анальгин в больших дозах мне противопоказан, а что такое врачебная ошибка теперь знаю не по наслышке. Поэтому стал относиться к этому по принципу: доверяй, но проверяй!

                                                                Рубцов В.П.

     Выполнял я как-то спецрейс из Каражала (городок-рудник, расположенный примерно в двухстах километрах от Караганды в сторону Джезказгана). Летал к зимовкам и развозил продукты питания пастухам. А руководил этой операцией один пожилой, заслуженный человек - аксакал, проживавший на железнодорожной станции Жаны-Арка. Окружающую местность он знал, как и положено аксакалу - на отменно. Загрузились мы в аэропорту Каражала мешками с провизией и полетели по утверждённому заранее маршруту - от точки до точки, в каждой из которых располагались небольшие зимовки с пастухами. А пасут в Казахстане зимой в степях ... полудиких лошадей, которые большими табунами всю зиму пасутся в бескрайних степях, добывая себе пропитание копытами из под снега - траву, благо, её под зиму остаётся довольно много. Ну вот и летим мы от зимовки к зимовке. Аксакал показывает дорогу - от сопки к сопке, от горушки к горушке (Казахский мелкосопочник - помните, наверное, ещё из школьного курса?). Летали так почти весь день. Развезли всю провизию по точкам. На каждой стоянке пастухи пытались нас накормить, да времени было маловато - к вечеру надо было успеть всё доставить адресатам. Успели, облетев за день по большой дуге довольно протяженный маршрут. И получилось так, что из Каражала мы вылетали в сторону востока, а назад будем лететь на север. Удаление от Каражала до последней точки маршрута было равно примерно девяносто километров. Я забрался повыше, чтобы получить возможность настроиться на приводную радиостанцию аэродрома "Каражал" и без каких либо проблем и сильно не напрягаясь - кратчайшим путём прилететь в точку отправления, применив один из способов самолётовождения - полёт на радиостанцию. Ну и только выполнил вышесказанное, как в кабину заходит тот самый аксакал и говорит мне, что я не туда куда надо лечу. "Я - говорит - местность эту хорошо знаю, надо лететь туда!". И показывает рукой под девяносто градусов от нашего курса (на восток), то есть туда, откуда мы только что прилетели. Я ему возразил: "Нет, кратчайший маршрут на Каражал из этой точки на север!". Аксакал категорически не согласился. "Ты - говорит - молодой, местности не знаешь, лети куда я показываю!". Вот такой спор у нас с аксакалом вышел. Я продолжаю следовать на север (выполняю полёт на радиостанцию), а аксакал всё не унимается: "Давай спорить, говорит, что ты не туда летишь, Каражал не там!". Я, наученный когда-то ещё в летном училище, неудачным спором, взял себе впоследствии за правило никогда не спорить, даже если полностью уверен в своей правоте. Поэтому отказался спорить с аксакалом. "Ага - обрадовался аксакал - значит ты не уверен в своей правоте!?!". "Нет - парировал я - я уверен, что прав, но дело в том, что ...!" И я рассказал ему историю о том давнем моём споре. Дело было ещё в лётном училище. Как-то в казарме я услышал по радио мелодию песни "Жизнь, как ты прекрасна". "Какая красивая мелодия" - высказал я своё мнение окружающим. И название как нельзя кстати подходящее - "Жизнь, как ты прекрасна". На что один из курсантов возразил: "А она вовсе не так называется! Она называется - "Удивительная жизнь". И мы прилюдно с ним поспорили на большую и дорогущую в то время плитку шоколада. Я был полностью уверен в своей правоте, так как у меня дома имелась пластинка с этой песней и название она имела именно такое, какое говорил я. Ударили мы по рукам, окружающие разбили и ... через несколько минут мой соперник по спору принёс песенник, в котором было черным по белому написано название песни не в моей редакции, а в его. Вот это да! Ничего не поделаешь - я поплёлся в магазин за шоколадкой. А через несколько месяцев меня отпустили в отпуск на родину. Возвращаясь, я прихватил с собой и ту самую пластинку. По прибытии я показал её всем. Теперь за шоколадкой пришлось бежать уже моему спорщику. Вот поэтому я и взял себе в дальнейшем за правило - никогда не спорить, даже если и полностью уверен в своей правоте. Но на аксакала этот довод не подействовал. "Да ты просто боишься спорить! - не унимался он - А ещё начальник, командир самолёта!". Задело меня это! "Ну, хорошо! - сказал я - давай поспорим, но когда проспоришь, то пенять будешь на себя! А на что спорить будем?" "На бутылку пятизвёздочного коньяка" - предложил аксакал. Хорошо! Ударили по рукам. Летим. Подлетаем к Каражалу, но не с восточной, а с южной стороны. Я позвал в кабину аксакала: "Гляди внимательно, уважаемый, - это что за населённый пункт?". Аксакал от удивления широко открыл и глаза и рот одновременно: "Мать твою ... Каражал!". "Ну, тогда я тебя и твой экипаж приглашаю сегодня вечером в ресторан!" - признал своё поражение аксакал. Вечером в ресторане аксакал преподнёс мне не одну бутылку коньяка, а сразу три. И объяснил это так: "Ты - великий человек, коли смог обмануть старого аксакала. Теперь я тоже не буду ни с кем спорить - буду впредь умнее - ты меня научил! Но всё же - расскажи, в чем твой секрет?!". И я рассказал аксакалу, что на самолёте имеется радиокомпас, а на аэродроме - приводная радиостанция. И, так же, показал ему маршрут нашего полёта по большой дуге. Аксакал же, конечно, тоже знал дорогу назад, но тем путём, которым мы летели. А я же возвратился в пункт вылета по прямой. Вот и весь секрет! "Век живи - век учись!" - сказал на последок аксакал.

                                                          Рубцов В.П.

     Зима. Район, уже знакомого вам по предыдущему рассказу, Каражала. Январь. Сильные бураны. После почти недельной пурги выполняю спец рейс по поиску потерявшихся табунов полудиких лошадей. Непогода разметала их по большой территории, отрезала их от пастухов. На борту несколько человек республиканского начальства в области животноводства. После долгого полёта обнаруживаем, наконец-то, несколько табунов. И ещё замечаем - каждый табун лошадей сопровождает стая волков по шесть-десять особей в каждой. "Плохо дело! - говорит главный зоолог области - Пастухов нет, волки голодные, порежут много скотины - надо отстреливать!". Вернулись мы в Каражал, выполнили соответствующие формальности, получили необходимые "бумаги", загрузили нужное снаряжение и отправились на волчью охоту. Волков долго искать не пришлось - они кругами ходили возле каждого табуна, отбивали небольшие группки лошадей и устаивали кровавое пиршество. Начали охоту. Охотник привязывался специальными ремнями, открывали входную дверь, он усаживался на пол, вскидывал ружьё и ждал появления стаи волков под фюзеляжем. Я заходил на стаю на малой скорости так, чтобы волки находились с левой стороны от самолёта (напротив входной двери), снижал самолёт на высоту нескольких метров над землёй и при подлете к ним давал знать стрелку взмахом правой руки. Раздавался выстрел, вокруг волков поднимался фонтан снежной пыли и очередной волк падал в глубокий снег. Отстрелив, таким образом несколько особей, мы садились, подбирали их тела и складывали в салоне. Раненых добивали кувалдой, используемой обычно для отколачивания лыж. Я раньше думал, что волки - это те же собаки, но чуть покрупнее, так как неоднократно  видел их в зоопарках различных городов. А когда увидел их близко непосредственно в дикой природе, то невольно ужаснулся - длинная, мохнатая шерсть, мощные лапы (сравнимые по толщине с моей ногой!), огромная голова и широкий лоб (пошире моего будет!), мощные челюсти - это никак не собаки, это крупные звери. Как тут не поверить, что они могут задрать и утащить на своей спине быка! А когда, уже через несколько часов после отстрела, один из волков ожил в салоне самолёта и стал рычать, я окончательно поверил в вышесказанное и даже малость ... испугался! Но его тут же  добил охотник колотушкой для лыж! " Не бойся! - сказал он мне - самый страшный на земле зверь - это человек! Особенно - наши пастухи! Они за зиму "задирают" гораздо больше голов лошадей, чем самые лютые волки!"  Вот кого надо бояться по настоящему! Так-то! А вот волки - они не только лютые, но хитрые, и к тому же - умные. И в этом я убедился: если с первого захода его не поразил выстрел, то при повторном заходе, при подлёте, он рывком бросается вправо - под фюзеляж самолёта. Там его выстрел не достанет, ибо дверь находится с лева по борту. Ну а одного, такого умного волка, я тоже решил перехитрить - при подлёте резко дал педаль вправо. Волк понял мой маневр сразу. Мгновенно оценив ситуацию и поняв, что ему не успеть уйти из зоны поражения, он повернулся, присел и прыгнул навстречу самолёту. Я успел отреагировать, дав правую ногу и потянув штурвал на себя. Но он слегка по касательной всё же ударился головой о трос или резиновый шнур, поддерживающий левую лыжу - и тут же попал под выстрел стрелка. Вот такая она - охота на волков с самолёта!

                                                                 Рубцов В.П.

     Не помню уже точно, в каком это было году. Помню, что летом. Наше предприятие направило детей своих работников в летний оздоровительный лагерь на месяц. И вот месяц прошел. Нам сообщили, что детишек привезут к зданию аэровокзала к восемнадцати часам рабочего времени. А я как раз в этот день работаю. Жена тоже до восьми вечера работает, да пока до аэропорта доедет, то уже и двадцать два часы пробьют. Попросил я своё начальство заменить меня - сказали, что не кем, но всё же пошли на уступку - поставили в резерв - будет время встретить. И вот дело к вечеру. Подходит ко мне один из лётчиков - молодой совсем парнишка и просит слетать последний рейс за него, так как у него сегодня наметилась вечеринка. Я ему разъяснил ситуацию: так мол и так - ребенка встретить надо. Обидел его мой отказ (а замена экипажа резервным производится только в особых случаях - болезнь, несчастный случай и другие веские причины!). Пошел он тогда с подобной просьбой к дежурному командиру. А дежурным командиром в тот день был очень принципиальный товарищ, до костей мозгов коммунист, вообщем, весьма авторитетный и уважаемый человек - одним словом: пример для нравственного подражания. Но была и маленькая закавыка - он был, хотя и дальним, но всё же родственником, тому пареньку, который торопился на вечеринку. И вот, подходит ко мне дежурный командир и командным голосом отдаёт мне приказ на выполнение рейса "за того парня". Я и ему спокойно, без эмоций, попытался объяснить сложившуюся ситуацию. На что он мне ответил фразой, которую я очень часто вспоминал впоследствии, особенно в годы перестройки, я бы даже сказал, что для меня она стала в каком-то роде нарицательной. Он сказал мне: "Сначала производство, а личное потом!". Ну и пришлось мне выполнять рейс, а его молодой, но дальний родственник отправился веселиться на вечеринке. Прилетел на базу я уже под самый заход солнца. Выполнил все необходимые профессиональные формальности и стрелой помчался на привокзальную площадь, так как уже почти стемнело. На площади пусто. И только один мой сын торчит на ней, как одинокий тополь в степи и молча размазывает слёзы по щекам. "Папа!" - увидев меня, произнёс он. Подхожу, обнимаю и тут слышу сзади голос: "Разве же так можно, уважаемый?!" Оглядываюсь и замечаю подошедшего сзади к нам милиционера. Ну и, естественно, пришлось выслушать от него целую лекцию на тему воспитания детишек, а особенно о том, как нехорошо оставлять малолетних детишек без присмотра, да ещё и у вокзала и к чему это может привести. Я молча выслушал. Прошло с той поры много времени. И вот что подумалось. Вот эти то принципиальные люди и развалили "Союз нерушимый"! Сначала они отступили от своих принципов слегка, потом больше, затем побросали под ноги свои партийные билеты, которыми так кичились в своё время, ну и под конец не только предали свою партию (хотя, я очень сильно сомневаюсь, что она была именно их партией, а не служила для достижения корыстных целей - помните: сначала "производство, а личное потом!!!"). Ну а затем, с целью набития своего (личного, а не производственного!) кармана ограбили большинство населения своей страны, развалив заодно при этом и  государство! Вот тебе и вся мораль фразы "Сначала производство, а личное потом!".

                                                                                            Рубцов В.П.

     Возвращаюсь последним на сегодня рейсом из славного городка Степногорска. Вдруг, ... перед самым запуском двигателя подходит к самолёту командир отряда - самый высший наш лётный начальник. Здоровается: "Привет, Вовка!" - и приказывает вписать его в задание на полёт, как проверяющего. Выполняю. Он садится на место второго пилота. Запускаю двигатель, выруливаю и взлетаю. Слегка волнуюсь, так как не часто приходится летать под "колпаком", да ещё таким высокопоставленным. Летим. Начальник наблюдает за моими действиями и что-то записывает себе в блокнот. Интересно, думаю я, что же он там такое пишет? Подлетаем к Целинограду. Вошли в район аэродрома. Тут он мне и говорит: "Ну, Вовка, в общем-то неплохо! А сейчас, дай-ка мне штурвал, я покажу тебе как надо выполнять посадку, да слегка тряхну стариной, только ты не вмешивайся - я сам посажу машину!". Я отдал управление самолётом проверяющему - приказ начальника для подчинённого почти закон, как говорится - начальник барин. Вышли на прямую. Снижаемся. Пока всё идёт нормально. Запрашиваем у диспетчера разрешение на посадку - разрешает. Смотрю - идем высоковато. Поворачиваю голову с вопросительным взглядом на проверяющего. Он понимающе кивает головой и движением указательного пальца даёт мне понять, чтобы я не вмешивался. Выравнивает машину слишком высоко. Самолёт на мгновение зависает в воздухе и начинает сыпаться - слишком высоковато! Слегка наклонившись влево самолёт жестко касается полосы сначала левым колесом, затем задним и уж потом правым. Так сказать - посадка на три точки, но по одиночке! Самолёт высоко подпрыгивает в воздух. Сия фигура "высшего пилотажа" у лётчиков неуважительно именуется "Козлом". Ну, а в этот раз козёл получился большим и даже очень большим и жестким - я чуть не прикусил себе язык! Желание жить, и жить нормально, а не калекой, пересилило мой страх перед начальником - я плюнул на этикет и "жёстко" взял управление самолётом на себя. И, так как мы очень высоко подпрыгнули, да ещё и в сторону от полосы уклонились, то я дал двигателю взлётный режим и ушел на второй круг. Командир, ошарашенный, происшедшим, молча наблюдал за мной. В наушниках послышался голос диспетчера: "Сообщите причину ухода на второй круг?". Я промолчал, не зная что ответить. Диспетчер повторил свой вопрос ещё несколько раз. Наконец, я нашёлся что ему ответить. "На борту командир отряда" - сказал я. "А ... а ... а ... , ну тогда понятно!" - подытожил диспетчер. Сделав повторный заход, я притёр машину к полосе, коснувшись бетона строго у разметки посадочных знаков. После заруливания на стоянку, проверяющий в сердцах сильно взмахнул рукой и со словами: "Нормально всё!" - удалился.

                                                                                   Рубцов В.П.

     Триммер - это такое маленькое крылышко, устанавливаемое на рулях управления самолёта. Управляется оно маленьким электромотором с редуктором. С его помощью снимают нагрузки с рулей - треммируют самолёт. А если произойдет отказ какого-нибудь руля, то триммер станет его резервом. С его помощью медленно, но всё же можно будет управлять рулями. А однажды у меня отказал сам триммер, установленный на руле поворота. Дело было так: возвращались мы из Кургальджино на базу. Где-то на середине пути я почувствовал, что самолёт стало уводить вправо, а на левой педали появилась нагрузка. Я попробовал триммером снять эту нагрузку - не удалось. Тогда чуть тронул триммер в обратную сторону. Нагрузка на левую педать увеличилась. Это означало, что отказало управление триммером руля поворота, причем только в одну сторону - влево. Я сказал об этом второму пилоту и предупредил его, чтобы он ни в коем случае не трогал тумблер управления триммером. А вторым пилотом тогда у меня был Женя Печорин. Он был несколько старше меня. Перед поступлением в лётное училище он закончил авиатехническое училище и успел уже немного поработать авиатехником. Ну и считал себя большим "докой" в области знания материальной части самолёта Ан-2. Характер у него был своенравный - ему казалось, что его знания дают право быть старшим в экипаже, а указания командира он считал чуть ли не оскорблением в свой адрес. Особенно он не любил, когда я его заставлял проконтролировать уровень масла. Для этого нужно было лезть на фюзеляж и через пилотскую кабину взбираться на капот двигателя. А, с того случая, когда он не посмотрев уровень масла, доложил мне, что он в норме и мы чуть не загнали двигатель до "стружки", я стал контролировать выполнение им моих команд (жить-то хочется!), то есть стал более жестким в этом отношении. Кончилось это тем, что Печорин пожаловался на жесткость комэску. На что тот отреагировал следующим образом: Он взял соответствующий документ и заставил его прочесть вслух несколько раз обязанности второго пилота при выполнении полёта. Где черным по белому написано: второй пилот перед вылетом обязан проверить уровень масла и т. д. ... . Ну, после вышесказанного отступления, вы, уважаемые читатели, конечно же догадались, что второй пилот не внял моим словам и решил всё же "поработать" триммером (он же знает!!!). В результате его манипуляций нагрузка на левую педаль увеличилась в несколько раз. Самолёт очень тяжело было вести по прямой, а лететь ещё далеко. "Да я сам буду держать левую педаль, слабак!" - выдал мой второй пилот. Хватило его всего лишь на пять минут - далее он скис! Я уменьшил скорость - нагрузки несколько ослабли, сделал триммером элеронов небольшой крен влево - нагрузки ещё немного ослабли. Но всё равно левая нога от напряжения уже дрожала. Тогда я убрал правую ногу с педали и стал двумя ногами вместе давить на левую педаль - то же самое я заставил делать и второго пилота. Таким вот образом мы и долетели. Сели нормально. После этого случая Печерин долгое время со мной не разговаривал, а молча выполнял всё, что я ему говорил. Через много лет, когда я уже не летал, мы встретились. На удивление - он оказался весьма многословен и с улыбкой вспоминал тот случай. От обиды не осталось и тени!

                                                                Рубцов В.П.

     Выполняли мы как-то спецрейс в районе Киймы и совхоза имени Гагарина - это южнее Атбасара километров девяносто будет. Дело было после длившегося несколько дней бурана. Позёмок хороший мёл, а мороз всё крепчал. Вдруг, смотрим - по степи человек идёт. Идёт-идёт - упадёт. Поднимется - снова идёт и опять падает. А до ближайшего населённого пункта километров шестьдесят будет. Похоже - заблудился! Доложили мы об этом в Целиноград, получили разрешение на посадку. Сели, подрулили. Он, увидев самолёт, упал и перестал двигаться. Подняли мы его, занесли в салон, положили на чехлы. Парень был совсем молоденький - лет семнадцати. Одет в фуфайку, валенки - типичная одежда для деревни. За спиной сумка с булкой погрызенного и замерзшего хлеба. Взяли курс на Кийму - ближайший населённый пункт, запросили к прилёту врача, а сами стали его отогревать. Он поначалу не мог говорить, потом согревшись (напоили теплым чаем из термоса) стал не очень внятно рассказывать: "Три дня назад вышел из одного населённого пункта в другой, чтобы проведать матушку. А между посёлками ни много ни мало - тридцать километров. Начался буран, заблудился. В результате оказался за несколько десятков километров от того места куда шел. Прилетели в Кийму - нас встретили врачи и милиционер. Парень всё спрашивал мою фамилию и всё удивлялся - откуда мы взялись? "Да с неба они взялись - ответил за меня милиционер - а ты благодари судьбу! А, вообще-то, тебе бы надо задницу надрать, чтобы не шастал по степи один, да ещё в такой буран! Ну, да сначала в больницу!". Ну а мы полетели дальше по своим делам.

                                              Рубцов В.П.

     Захожу на посадку. Диспетчер меня предупреждает: "Слева по борту от Вас вертолёт. Наблюдаете?". Нет! Удаление от Вас пять километров, наблюдаете? Нет! Азимут от Вас триста шестьдесят - с северной стороны, наблюдаете? Нет! Следует несколько ниже Вас, наблюдаете? Нет! Удаление от вас четыре километра, наблюдаете? Нет! Удаление от Вас три, наблюдаете? Нет! Удаление два! Нет! Километр! Нет! Даёт команду вертолёту на левый разворот. И только теперь я его  заметил. При развороте вертолёт поднялся над линией горизонта. Он появился у меня в глазах как-то мгновенно - как будто до этого был выключен. Вертолет был закамуфлирован под степь. Его светло-коричневые пятна на зелёном фоне точь в точь копировали рисунок степи. Да и особенности человеческого зрения таковы, что его глаза постоянно сканируют пространство и стоит им зацепиться взглядом за какой-либо предмет, как глаза тут же фокусируются на нём. На земле, обычно, глазу есть за что "зацепиться", а вот в воздухе такой возможности нет. И когда предмет не сильно контрастирует с окружающей местностью, то глаз просто-напросто проскакивает предмет не фокусируясь на нём и этот самый предмет оказывается самой настоящей невидимкой для вашего глаза.

                                                 Рубцов В.П.

     Первым командиром у меня был Борис Антонов. Он меня всегда учил чему-нибудь и как-нибудь. Но я был не очень прилежный ученик. Я брал на "вооружение" только те навыки и те знания, которые считал правильными на мой взгляд, а главное - нужными! И вот как-то, однажды, пришлось нам в одном из рейсов задержаться на некоторое время в далёком ауле. Нас пригласили на обед. Саманная мазанка, сарай и скотный двор плавно переходит в жилое помещение. Соответствующие запахи и всё такое. Сели на пол на циновки за низкий круглый стол. Хозяева - пожилые казахи, оказались весьма гостеприимными и доброжелательными. В центр стола поставили огромное алюминиевое блюдо - изрядно помятое, видно было что время оставило на нём свои отпечатки. На блюдо наложили целую гору бешбармака - куски мяса, вперемежку с галушками и луком с подливом. Ели руками все из одного блюда. Мне было делать это как-то непривычно. Хозяева заметили и принесли мне тарелку с ложкой. А вот на мою просьбу о хлебе извинились - нету! Они зимой его хранят на крыше, а на этот раз волки сумели до него добраться и утащили. Хозяйка сама наложила бешбармак в тарелку. Я стал есть, а хозяин периодически подкладывал мне куски ... жира! Я поинтересовался у командира: "Почему так - подкладывает не мясо, а жир?". Борис с видом знатока преподал мне урок местного этикета: "Так положено -говорит - самые жирные куски гостю - знак особого уважения!". Стали пить чай с молоком. Хозяйка за стол не садится, а ходит вокруг обедающих и наливает в кисюшки чай, но не до краев, а наполовину. Если кто выпил чай и отодвинул от себя кисюшку, то она тут же наполняется снова её наполовину. Борис, заметивший мой вопросительный взгляд, продолжает свой урок этикета: "Так положено! Если гость не переворачивает кисюшку вверх дном, а отодвигает от себя, значит он ещё хочет чая и ему снова наливают". "Вот смотри" - он отодвинул от себя кисюшку и ему снова налили. "А если ты уже напился, что тогда?" - не унимался я. "А тогда нужно её перевернуть вверх дном" - продолжил преподавание Борис. Вот смотри - и он перевернул свою кисюшку вверх дном. Чифирь (остатки заварки) и остатки чая выплеснулись на белую скатерть. Хозяйка промолчала и не стала больше ему наливать. А вот хозяин тихонько подошел ко мне и прошептал на ухо так, чтобы мой командир ничего не услышал: "Уважаемый, если ты больше не хочешь чая, то, пожалуйста, скажи об этом хозяйке - для того человеку и дана речь и не делай так, как сделал твой начальник. Теперь хозяйке придется стирать, а здесь в глухомани со стиральным порошком проблемы!". И, улыбнувшись, слегка похлопал меня по плечу. "ОК!" - ответил я. А когда, поблагодарив хозяев за гостеприимство и сытный обед мы собрались улетать и уже запустили двигатель, то к самолёту подбежал малолетний сын хозяина. Я открыл дверь. Мальчик протянул мне большую сумку. Из неё шел пар. Я открыл. Внутри лежал большущий варёный кусок конины. "Это лично тебе, папка передал! Он сказал, что ты ни хрена (дословно!) не ел - поешь в полёте!" - прокричал, перекрыв шум двигателя, мальчишка и тут же быстро убежал, даже не выслушав до конца моё длинное "большое спасибо"!

                                                            Рубцов В.П.

     Раньше, при социализме, молодых специалистов, вновь принимаемых на работу, в обязательном порядке должны были обеспечивать жильём, холостых - общежитием, а семейных - квартирами. Но, как правило это касалось в основном детей начальников, родственников, нужных знакомых и, естественно, детей друзей. А меня в этом плане как-то не сподобило. Не в одну из этих категорий я не вписывался. Оставалось довольствоваться обещаниями чиновников, что скоро всё наладится, а если в семье есть любовь, то с милым и в шалаше рай (именно эту фразу я и услышал от чиновника!). Поэтому мне со своей семьёй пришлось снимать комнату в частном доме. Три на четыре метра и треть моего оклада - по тем временам чуть ли не рай! Правда стены тонковаты, в один кирпич - комнатка, как продолжение веранды. Даже при хорошо натопленной печке к утру в ведре воды, обычно стоявшего у порога образовывался лед. А занавески на окне за ночь примерзали к раме - одинарное остекление. Потому и приходилось интенсивно топить печь. А вот труба у печи была, в прямом смысле слова, худая! Длиной метра в три из оцинкованной жести, возвышаясь над крышей, она в середине зияла черной дырой (прогар). Хозяин дома, каждый раз при виде меня, обещал отремонтировать её. И вот, как-то раз, дело было в январе, был лютый мороз, мы хорошо натопили с вечера печь. К утру начался буран. Детей из-за холодов мы увезли в деревню к моим родителям. Легли спать. Будильник у меня стоял на шесть часов - лётчики встают рано! Вдруг, ровно в пять часов я ни с того, ни с сего, проснулся. В голове пульсирующая боль, как будто кто-то сильно стучит молотком. Я сел на кровати - сильно закружилась голова. Я подошел к входной двери и попытался открыть крючок. Увы, сил на это не хватало. Как только я прикладывал малейшее усилие - тут же начинало всё плясать и плыть перед глазами и руки мгновенно слабели, крючок никак не удавалось открыть. Тогда я, слегка отдышавшись, немного присел и рывком выпрямился, поддев плечом крючок - он от удара слетел. Я стащил с постели жену и за руки выволок её за порог. Она пыталась подняться, но не смогла. После этого я постучал в дверь к хозяевам. Они выскочили перепуганные, а увидев такую картину, тут же втащили мою жену в дом и вызвали скорую помощь. Про меня забыли. У меня не было больше сил двигаться, поэтому я оперся о нашу стиральную машинку "Белку", стоявшую на веранде из-за нехватки места в комнате, и потихоньку терял силы. Я был в сознании, но чувствовал как ползет угол машинки у меня по спине (как сказали мне врачи позже, после отравления угарным газом, когда выйдешь на свежий воздух - всегда так бывает!). Я опустился на колени. Подоспевшие врачи скорой помощи втащили меня в хозяйскую комнату и уложили на диван. Другая группа врачей хлопотала у моей жены. Ко мне поднесли резиновую подушку с кислородом, но я не успел его попробовать. Врачи возле моей жены как-то нервно засуетились и подушку с кислородом отдали ей. Так повторилось несколько раз. Очень сильно кружилась голова - так, что меня сбрасывало с дивана. Но кислорода мне так и не пришлось отведать. Примерно через час полегчало. Нас отвезли в больницу. Я ехал сидя, а жена на носилках. Когда рассвело - я увидел на противоположной койке своего коллегу и соседа - он стонал. Оказалось, что его жена загуляла и он "по этому случаю" выпил уксус (лучше бы её напоил, хотя и это тоже не выход в его положении!). В больнице мы провели три дня. Когда нас выписали и мы вернулись домой, то я увидел, как хозяин в спешном порядке чинит трубу. Оказалось, что в ту злополучную ночь под утро разгулялся сильный буран и трубу согнуло пополам именно в том (по середине) месте, где был прожег. После этого случая у меня начались большие проблемы со здоровьем. При полётах на высоте более одного километра начинала сильно кружиться голова и перед глазами плыли звездочки, появлялась слабость. Врачи объясняли это тем, что угарный газ, попадая в кровь связывает гемоглобин, лишая его тем самым возможности переносить кислород. Это соединение является весьма устойчивым и может быть выведено из организма естественным путем только через десять лет. А в течении этого периода угарный газ временами может лавинно высвобождаться, действуя на организм как будто порциями сильного яда. Помучался я, помучался, а после очередной годовой медкомиссии меня отправили в стационар, где подвергли различным тестам и процедурам. И вот одну из них, так называемый тест на артостатику (это когда надо полчаса простоять без малейших движений и при этом не должно выйти за определённые пределы артериальное давление) - я не прошел. Это и явилось причиной списания меня с лётной работы по состоянию здоровья. Позже я восстановился на лётной работе, но это уже другая история.

                                                             Рубцов В.П.

     Учился со мной в одной группе паренёк - Женя Ильясов. Паренёк что надо, да и родом из Карагандинской области - почти что земляк. Но так получалось, что ему во многих случаях не везло - прямо рок какой-то злой преследовал его. Так, во время первого прыжка с парашютом, у него не полностью раскрылся купол основного парашюта. Прыгал Женя в одной группе со мной. В группе было восемь человек. Я прыгал четвёртым, а он последним. Выпрыгнув из самолёта я от неожиданности (набегающий поток воздуха и внезапно появившаяся невесомость!) открыл рот и мои руки и ноги веером разлетелись в разные стороны. Хорошо, что я не послушал инструктора и не положил правую руку на кольцо запасного парашюта, а то от неожиданности выдернул бы его. При раскрытии купола меня очень сильно дёрнуло. Затем я заметил плавное вращение по часовой стрелке и почувствовал, что мне чем-то сдавливает шею. Я посмотрел на верх - это одна из строп обвилась у меня вокруг шеи, запутавшись в завязках шапки (мы прыгали в зимних шапках). Я попытался освободить запутавшеюся стропу, но она только сильнее затягивала шею. Возникла мысль - отрезать стропу ножом, но, хотя нас и учили этому - резать сук, на котором ты "висишь" было как-то страшновато и я тут же отогнал эту мысль от себя. Развязал завязки шапки, снял её с головы - стропа тут же сама слетела, освободив шею, и вращение прекратилось. Я снова надел шапку и тут же возле меня что-то со свистом пролетело. Это был Женя Ильясов. У него парашют раскрылся только на треть и он с большой скоростью летел вниз, обогнав всех, выпрыгнувших ранее его. Две трети его купола были скомканы в клубок и опутаны стропами. Через несколько секунд я увидел, как он рванул за кольцо запасного парашюта и отбросил от себя его купол. Купол, как мне показалось, очень медленно стал отходить не вверх, а в сторону от парашютиста. И потом медленно-медленно стал наполнятся. Наполнившись он поднялся вверх. После этого, очевидно, из-за изменившихся нагрузок на основной парашют, его купол тоже ещё немного приоткрылся. В результате Женя стал спускаться на полностью раскрытом куполе запасного парашюта и на половину - основного. И, хотя, он прыгал последним из нас - приземлился первым. Через некоторое время после его  благополучного приземления и я заметил движение земли (а до этого создавалось впечатление, что висишь неподвижно в воздухе). Я развернул тело так, чтобы земля набегала прямо (без сноса), сомкнул ноги вместе и слегка их согнул напружинив. Приземлился на пашню. Не упал. Ветра почти не было. Купол медленно ложился на землю. Я должен был потянуть за нижние лямки, чтобы погасить купол, но почему-то подумалось, что из-за отсутствия ветра он погаснет сам. Увы! Коснувшись земли, парашют так дёрнул меня, что я подпрыгнул в воздух и пролетев метра три, упал на землю. Поднявшись на ноги, я увидел, что парашют погас, а во рту почувствовал вкус земли - на зубах скрежетало (хорошо, что пашня весной мягкая!). Собрав парашют в сумку, я поплёлся к служебному автомобилю, корпус которого маячил на далёком горизонте. После этого несколько дней болел бок, на который я упал. Через несколько дней мы прыгали вновь. И опять неприятность - Женя получил трещину в кости голени. Прошло время. Окончив лётное училище, мы разлетелись по разным городам. И вот однажды пришло сообщение. Потерпел катастрофу самолёт Ан-2, выполнявший авиахимработы. Он врезался в сопку при плохой видимости. Командир самолёта погиб, а второй пилот остался жив. Его нашли в пятнадцати километрах от места происшествия. Он шёл по дороге в почти бессознательном состоянии. На задаваемые, встречающихся ему людей, вопросы он не реагировал. Я посмотрел на фамилию - ... Евгений Ильясов и сразу же  вспомнил его. Вспомнил я так же и то, что его очень часто преследовали и более мелкие неудачи. Вот тут-то и пришла мне в голову мысль о существовании злого рока.

                                                             Рубцов В.П.

     Что Вы чувствуете, когда берёте свою маленькую дочь на руки? А она прижимается щекой к вашей щеке и говорит: "Папа, ты сегодня такой колючка! Я люблю тебя сильнее, чем Чебурашку!". Так что же Вы чувствуете? Наверное то, что Вы её просто любите. Каждый по своему. Да и можно ли это нежное создание не любить? К сожалению, встречается и такое. И не так редко. А, бывает, и вообще - бросают. И не только папы. В последнее время всё чаще и мамы. Привести пример? Не надо, сами встречали? Как назвать такой поступок? Я бы назвал это воровством. Украсть у ребёнка детство - это большой грех. До чего же нужно опуститься, чтобы пойти на это? А ведь так поступают. И не единицы. А что? Ведь за это не наказывают! Нет у нас в уголовном кодексе "кукушечьей" статьи. Вот и подбрасывают мамы-кукушки своих деток бабушкам, папам, государству. Государство как-нибудь их прокормит. А сами свою жизнь устраивают. И хоть говорят в народе, что на чужом горе своё счастье не построишь - строят. И ничего, детей государство обувает-одевает, а мамы живут себе, в ус не дуют, даже алименты своим детям не платят. Да и есть много способов как от них избавиться. Это что-то из рубрики "Курсы для простаков". Самый простой способ такой: нужно детей своих оставить на воспитание папе (а что, имеет право!), а самой поселиться у сожителя, но не прописываться у него и на работу не устраиваться, то есть быть у него домохозяйкой. И ни один закон Вас не заставит платить алименты. А есть ещё способ: нужно родить ещё ребёнка (от того же сожителя или ещё от кого - не мне их учить!). И в результате не только от алиментов избавитесь, но и из тюрьмы наше доброе правосудие вас отпустит. А кто же ваших детишек содержать будет? Как кто? Государство. Оно доброе, а бюджет резиновый. На каждого ребенка, содержащегося в детдоме, государство ежемесячно выделяет по 200 рублей (примечание: расценки девяностых годов двадцатого столетия). А вот если кто проявит высшее милосердие и возьмёт вашего ребёнка на воспитание, то тогда ему аж 20 рублей в месяц платить будут. Ну а уж если сам своих собственных воспитываешь, то вообще тебе - ноль! Заметим, уважаемые читатели, какие у нас законы справедливые. И всё-то ради детей, ради их счастливого детства. И это при живых мамах-кукушках. Поэтому они и заявляют: "Я живу так, как хочу и никто мне не запретит - не имеет права. А детей я не бросила, а оставила на воспитание отцу, имею на то право!". А ведь действительно, ни кто не запретит. У нас много законов защищающих материнство. А какой закон защищает детство? Мне скажут: "Ну знаете, у нас есть ... !" Есть! Так почему же тогда такое происходит на наших глазах. Почему есть законы, но они не исполняются? Почему есть права, и много прав, но нет обязанностей? Почему за это никто не несёт ответственности, наказания. Или считается - раз родная мама, то уже само-собой, только поэтому, она своих детей будет воспитывать и никогда не бросит? Но ведь на самом деле мы часто наблюдаем иную картину. А не пора ли уже наступить таким временам, когда народный судья встанет и прочитает приговор: "Гражданин такой-то, за воровство детства у своего ребёнка приговорён ... !". Наше общество должно, просто обязано, морально очиститься. И мы с вами, читатель, в ответе за это.

     P. S. : Я восемь лет один воспитывал своих детей. Дал им высшее образование. Уже имею внука. Моя первая жена в конце-концов, вдоволь нагулявшись, снова вышла замуж и ... снова оставила свою дочь (ещё одну!) на воспитание отцу - другому! Позже, её квартиру описали за долги и пустили с молотка, а саму выгнали на улицу. Бывшие молодые "спутники" её бросили. Она опустилась на самое что ни на есть дно - живет по дачам, ходит и клянчит у детей денег на пропитание. Но - каждый раз получает решительный отказ! Они её стыдятся и ... брезгуют! Не буду судить их за это - правильно ли они поступают. Скажу лишь: "То, что она получила сейчас - забвение, она заслужила справедливо! И то, где она оказалась сейчас - логическое продолжение её "стиля" жизни!. Судя по её пропитому, старому и морщинистому из-за каких-то болячек, лицу (в 52 года!), по её сгорбленной, старушечьей осанке (а ведь была красавица!!!) - выводов она так никаких и не сделала".

                                                            Рубцов В.П.

     Лето. На даче. Пора обедать. Только я подогрел еду, вдруг слышу - в калитку кто-то скребётся. Посмотрел - большая старая овчарка. Подошел, открыл калитку и наблюдаю, что же будет дальше. Она вильнула хвостом, потом опустила голову и виновато махнула ей. Я понял так, что она просит разрешения войти. Сделал шаг в сторону: "Входи!". Она тихонько проследовала мимо меня на веранду и молча легла. Я прошел мимо неё в домик и приступил к обеду. Собака лёжа склонила голову на бок и поглядывала одним глазом на меня. Ну как тут не понять! Пришлось поделиться обедом с ней. Она поела и снова легла. Я подошел, присел на одно колено и спросил: "Ну и как тебя зовут?". Она молча и очень медленно положила свою морду мне на колено. "А можно тебя погладить?" - снова спросил я. Она прикрыла глаза. Я её погладил по голове - собака не шевельнулась. Полежав ещё на веранде с пол часа и понаблюдав, как я работаю на грядках, собака тихонько направилась к калитке и стоя ждала, пока я её не отворил. После того, как я её выпустил на улицу, она оглянулась, помахала хвостом и молча удалилась. Через несколько дней её визит повторился. Всё прошло в том же сценарии. И так продолжалось до самой осени. В октябре, когда уже начались холода, я пришел на дачу, чтобы обвязать снизу стволы деревьев толью - на зиму, от зайцев и мышей. Обвязываю, встав на колени возле дерева. Куртка на спине задралась слегка обнажив торс. Вдруг чувствую - сзади по коже что-то проехало холодное и скользкое. Я оглянулся - никого! Вяжу толь дальше. Опять что-то по спине заелозило. Оглянулся - снова пусто. А в третий раз я всё же словчил и схватил не поворачиваясь это "что-то" рукой. Держу в руке и думаю: "Что же это такое? Что-то шершавое, скользкое, мокрое, прохладное и ... живое. Змея, что ли?". Не на шутку перепугался. Резко поворачиваюсь, одновременно не выпуская "это" из руки и при этом резко рванув "сиё" в сторону от себя. Ба, да это же моя старая знакомая! Она пришла в гости, села сзади рядом и лижет меня по спине языком. А при поворотах я глядел вверх, рассчитывая увидеть человека, поэтому и не замечал лежащую позади меня (кстати, землистого цвета) собаку. Видели бы вы её морду после моего "силового приема"! Обида и непонимание! Я отпустил её язык. Она укоризненно поглядела на меня, потрясла обиженно головой и тихонько удалилась. Больше с тех пор я её не видел.

                                                                      Рубцов В.П.

Астана. Аэропорт. Здание аэровокзала. Когда-то именно на этом месте находилось поле для взлёта и посадок самолётов Ан-2. Именно на этот "пятачок" и именно с таким курсом я садился здесь с лыжами на воду.

Рубцов В.П. UN7BV, Казахстан, Астана.

73!